Как же меня ломает после вчерашних проигранных соревнований переться на этот идиотский пикник с классом...



Ох...



Всё тело болит...



Проспал около 15 часов...



Арс-Пегас

Неба синь — она ведь всё такая же,

я, как магазин, с витриной битой…

Эх, луна, опять средь звезд толкаешься,

шепчешь мне: «Другую полюби ты».



А калитка настежь, не качается,

лишь сначала больно, дальше — пусто…

Надо мне за всё теперь покаяться

и убить, как государство, в себе чувство,



прочитать как комиксы Евангелие,

превратить все строки в пепелище,

вот и все — из крысы прямо в ангелы,

like a Rolling Stones, не плачь,

дружище…



16.09.2004.

Арс-Пегас

ОБНОВЛЕНА ЗАПИСЬ ЗА ПОНЕДЕЛЬНИК — 13.09.2004.:



http://www.diary.ru/~arspegas/?comm...;postid=2463599



P.S. Но еще не до конца...!





Арс-Пегас

Мой сегодняшний домашний завтрак проходил под звучные аккорды легендарной пластинки Мумий Тролля «Морская». Я решить немного понастальгировать, вспомнить тех, кто открыл мне дорогу в замечательный и непредсказуемый мир музыки.

Сегодня на «Бауманской» была страшная толкучка, прямо Ходынка №2… Выскользнув из тесных объятий сонной и утренней толпы, я зашагал к школе. Часы показывали ровно восемь утра, когда я подошел к порогу школы. Но теперь в школу пускают строго только в 8:10, и не минутой раньше. Десять минут я как идиот стоял перед дверью, в которую можно войти совершенно спокойно, наплевав на различные глупые порядки. Впрочем, таких идиотов у школы собралось немало…

Первым уроком проходила литература с неповторимой НоГой. НоГа весь урок опрашивала класс по рассказу Бунина «Антоновские яблоки». Признаюсь честно, не читал. Прочту обязательно на осенних каникулах, а быть может и раньше, кто знает… НоГа лично меня на этом уроке вообще не беспокоила, а я же добросовестно записывал в новозаведенную тетрадь все, сказанное ей. Стихи Бунина мне нравятся гораздо больше его прозы. НоГа на уроке произнесла фразу такого содержания: «Во всей прозе Бунина наблюдается поэтичность, а во всей поэзии наблюдается проза». Следуя этому мудрому изречению НоГи можно сделать вполне логически обоснованный вывод, гласящий о том, что Бунин не умел писать стихи и прозу как полагается нормальным творческим людям. Вот представьте себе, пишет прозу — выходят стихи, а пишет стихи — получается проза. Воистину феноменально.

Вторым уроком оказалась долгожданная химия. Долгожданная в том смысле, что я мог спокойно заняться своими делами, не боясь сегодняшнего опроса, ведь я получил пятерку на прошлом занятии за устный ответ у доски. Впрочем, что в стиле Химозы, опрос не состоялся. Опять она болтала о прошедшем родительском собрании и о прочей фигне. А дальше ей следовало спешно рассказывать новую тему, так как времени после ее монологов на тему административных проблем нашего класса оставалось совсем немного, к великой радости Герыча и многих других, которые к опросам не готовились.

На третьем уроке меня ожидала физкультура, поэтому я в спешном порядке направился к кабинету Кронкельмана, чтобы отдать ему заявление, сообщающее о моем завтрашнем отсутствии в школе из-за соревнований по самбо. А ведь мне еще надо было захватить кроссовки из раздевалки, вечно держащейся на замке. Задача передо мной стояла не из легких: за небольшую перемену взять кроссы из раздевалки, отдать заявление Кронкельману, выслушать его нотации и напутствия, а что самое главное и накладное — переодеться на физкультуре. Задача, как я уже осознал чуть позже, оказалась невыполнимой. Кроссы из неприступной раздевалки мне раздобыть удалось, а вот в кабинете у Кронгауза сидела Елена Леонидовна, которая сказала мне: «Можешь идти на физкультуру, я к нему надолго». Эта фраза меня, конечно, разозлила, неужели она не могла пропустить меня вперед, ведь я же как раз направлялся к нему ненадолго. Пришлось мне идти в раздевалку, так и не отдав многострадальное заявление адресату. В раздевалке я от нечего делать в присутствии Бабия и Тита [так как другие уже переоделись] аккуратно развесил все свои вещи на крючки, включая полиэтиленовые пакетики, портфель и… заявление Кронгаузу J.

На физкультуре сегодня прошли два теста, о чем нас проинформировал Данилыч в начале урока в зарифмованной форме: «Сегодня у нас два теста: пресс и прыжок в длину с места!». Прыгнул я на 2,25 м, а пресс — 25 пять раз в течение 30 секунд. Такие вот скудненькие циферки получились у меня.

Дальше — больше. После всех сданных тестов мы стали играть в баскетбол. В моей команде был Егерь и Герыч. Противостояли же нам Фрол с Бабием во главе с Вагантычем. Вагантыч вообще-то неплохо играет, и Егерь в начале игры сказал мне: «Мы просрём». Такой вот он неиссякаемый оптимист. Мы победили со счетом 54:24. Егерь на сей раз Нострадамусом не оказался. Нехилый разрыв получился, не так ли…? 20 очков из 24 в проигравшей команде, разумеется, забил Вагантыч, а еще 4 очка — маленькая лепта, внесенная Фролом. Бабий сегодня на площадке просто нагло и по-хамски бездействовал, хотя сносно он все-таки играть может. А мы победили с таким увесистым преимуществом, так как не жмотились на хитроумные передачи и пасы. Секрет прост. Вагантыч пытался пройти всю площадку в одиночку, да и Бабий с Фролом не очень-то ему помогали. Славная вышла игра, устал я довольно прилично, поэтому, накинув на себя майку, я спустился в столовую и разом опрокинул там четыре стакана кипяченой воды.

Уже одевшись, я опять вернулся в столовую, ведь наступило время завтрака. На завтрак нам сегодня подали йогурты и овсяное печенье с вкраплениями птичьего кала. Вся школа распевала: «Йогурты, йогурты…». Ну, и далее по тексту… Чай, как всегда, отдавал хлоркой. О, школьная столовая, ты — неповторима!

На этой перемене мне Кронгауза опять же посетить не удалось, так как он все время от перемены нагло провел в столовой. А в столовой, «на ходу», как он изящно и высокопарно выражается, Кронкельман заявления не принимает. Заявление уже приняло весьма мятый вид, хоть и было в файле…

Немного раздраженный всей этой дневной эпопеей, связанной с заявлением и с треклятым пунктуальным Кронгаузом, я ввалился в 34-ый кабинет уже после звонка, приветствуя Мошенца сей фразой: «Здравствуйте, Татьяна Мироновна, извините, пожалуйста, за опоздание…». Мошенец еще была в хорошем расположении духа и поэтому просто мило улыбнулась мне в ответ. Но уже всего лишь через пару минут я предстал перед ней совсем в другом свете. Она начала толкать речь о сегодняшней лабораторной работе, говорила, что в своих коварных и вероломных замыслах она планировала раздать оборудование на каждого, но потом все-таки сменила гнев на милость и решила, что работа будет более рациональной, если она будет проводиться в парах. Я на этом уроке сидел с Егерем. Еще Мошенец торжественно заявила, что наши работы должны отличаться друг от друга в текстовом плане. И как раз тут я лоханулся. Ну, кто меня тянул за мой паршивый язык…?! Я спросил: «Как работы могут не совпадать по написанному тексту, если математические расчеты ведутся одни и те же…?» Мошенец злорадно парировала мой вопрос: «Ага, вот я и вижу первого человека, который абсолютно не готовился. Насколько вам всем известно, ребята, первая лабораторная работа напрямую затрагивает явление электромагнитной индукции. И никаких вычислений там и в помине нет». Мошенец победно взглянула в мою сторону. Егерь же звонко рассмеялся. Мне самому стало смешно от своей глупости и невоздержанности. Жизнь состоит из сплошных неожиданностей, которые, как правило, мы устраиваем себе сами. Лабораторная работа под всеобщий гул класса началась. Егерь собрал горы оборудования на парте. Магниты, амперметры, проводки и реостаты — вся эта ересь лежала перед моими глазами. Приблизительно через пять минут после начала сего безобразия, несчастную Мошенец все просто задергали вопросами. Правильнее будет сказать затрахали. Грубо, но верно. Мошенец зверела все больше и больше, от вопроса к вопросу. В итоге, вступив в состояние полного бешенства, Мошенец рассерженно заявила нам, что класс, мол, не готов, что совести у нас нет, ну, и так далее. Естественно, к концу урока никто, даже Тит и Коновалов, не закончили сию лабораторку. Мошенец смилостивилась на мгновение и разрешила всем сдать лабораторку после шестого урока. Но не позже. Я накарябал в тетради несколько предложений и пару кривых схем карандашом, и уже как ни в чем не бывало собирался сдать тетрадь Мошенцу, как изумленный Тит взял ее из моих рук и уверенно заявил: «Сева, с такими записями вам, дай Бог, тройку получить». Такое краткое и искренне резюме Тита мне абсолютно не понравилось, поэтому я решил повременить со сдачей работы. До конца шестого урока оставались английский язык с дядей Огром и классный час с Химозой Николаевной — на сих уроках я рассчитывал доделать лабораторную работу. Правильно рассчитывал.

Поскольку я задержался в кабинете физики, выход из класса стал для меня весьма неприятным. Переступая порог 34-ого кабинета, я услышал звонок на следующее занятие, ибо перемена после четвертого урока длится всего ничего десять минут. От обиды я пнул в дверь ногой. Я опять не успел отнести Кронгаузу заявление…! Весь день шиворот навыворот вышел из-за этого заявления.

Дядя Огр был улыбчив и приветлив только до проверки наличия домашней работы. Не обнаружив ее у меня и выслушав мое гениальное оправдание: «I forget my copy-book», Огр что-то пометил в своем блокнотике. Тоже самое он проделал, беседуя и с Фролом. Не думаю, что это была двойка, просто огрская точка или крестик, ведь огры не знают цифр… Урок пролетел очень быстро, причем на удивление быстро. Почему, например, физика не проходит так в таком темпе…?

Естественно, сразу же после английского (а он был в 21-ом кабинете, то бишь на втором этаже) я отправился на рандеву с Кронгаузом. Но получил шиш в масле, потому что у Крона проходило важнейшее завещание, о котором мне сообщил выходящий из кабинета охранник. Ох, как сильно я тогда разозлился…! Терпеть не могу бегать за ним с заявлением. Ведь все это уже не в первый раз…

Да, а кульминацией сегодняшнего дня стал классный час, шестой и последний урок. Просто ужасная концовка дня. Но обо всем по порядку. В начале классного часа все девчонки облепили Химозу, замкнули небольшое живое кольцо вокруг ее стола. Я расценил этот факт, как положительный, потому что сидел за партой с Титом и переписывал лабораторную по физике. А зря я увидел его положительным. Очень даже зря. Тетрадь же по физике я взял у Егеря. Тит вновь спас меня от неизбежной тройки по физике, ведь Егерь написал в своей тетради полнейший бред по словам Тита, я не компетентен в таких оценках… Короче говоря, Тит продиктовал мне практически все, а ключевые фразы я переписал у Егеря. Но во всяком случае теперь Мошенец не подумает, что я списывал у своего соседа — и то хорошо, и на том спасибо.

Дальше началось самое веселое. Теперь я понял, почему девчонки такой кучей столпились подле Химозы, а раньше мне до этого дела не было, меня гораздо сильнее волновала физика. Так вот, Химоза составляла план посадки. И посадила меня на первую парту в первом ряду от двери. Одно из самых отвратительных мест в классе. Химозе я сказал с обиженной интонацией в голосе: «Спасибо вам большое, Людмила Николаевна!». А тут обижайся, не обижайся — все равно все так и останется, без малейших изменений. Быть может, Химозу вообще глупо винить в этом…? Сам пропустил момент раздачи мест, переписывал физику. Ей же нужно было посадить кого-нибудь на первую парту. Но тут уже начинает говорить не разум, а эгоистические начала: «Почему именно меня, а не кого-нибудь другого?!» Буквально через минуту сие положено усугубилось. Я решил сидеть на втором варианте за первой партой, это все-таки лучше, чем первый вариант. Но Химоза подсадила ко мне Егеря, с которым я и сидел до всех преобразований. Егерь, конечно же, встал в позу: «Мы сидели так — ты на первом, я на втором — так все и останется». Кипучая злоба зашевелилась во мне. А ведь только минуту назад меня крайне экзотично пытались успокоить Герыч и все тот же Егерь. Герыч произнес такую фразу: «Да не волнуйся ты так, Арс, ты же будешь сидеть на этом месте только во время химии и биологии…», а Егерь все это очень остроумно продолжил: «… и не хрена не спишешь на них!» Егерь и Герыч разом рассмеялись. Хорошо успокоили, молодцы, еще сами повеселились. А теперь Егерь встал — мол, я на втором варианте, и все тут, даже нечего спорить. На мой вялый протест, что меня первого посадили за эту парту, Егерь никак не реагировал. Тогда я сказал последний аргумент: «Почему я всегда должен уступать, а? Почему…?!» Егерь сказал феноменальную фразу: «Арс, за это мы все тебя и любим, как друга, что ты всегда уступишь нам». Тут же и Герыч сказал очень неприятную фразу, наблюдавший за нашим противостоянием: «Я так и знал, что Арсений уступит, он всегда всем уступает». Вот тут мне стало просто погано. Действительно, я всегда уступаю всем своим друзьям, где бы это не происходило: в школе, на самбо, во дворе… Всегда. Арсений то, Арсений другое: дай, принеси, уступи, помоги. И что взамен? Когда можно сделать ответный шаг в мою сторону, уступать опять приходится мне. Но это все еще были цветочки. Я подошел к Химозе, чтобы взглянуть на окончательный план посадки в нашем классе. И что же открылось моему пытливому взору? Прямо позади меня будет сидеть Янка вместе с СЕРЫМ! И я буду постоянно выслушивать его подколы, тупые и пошлые шутки, а также восторженный смех Янки… Отличная перспектива открылась передо мной. Химоза попросила сесть так, как она всех рассадила, чтобы полюбоваться на нас. Полностью разбитый я сел за первую работу. Егерь сидел напротив, мне смотреть на него не хотелось, а сзади сидела Янка. У меня было такое угрюмое и траурное лицо, что Янка спросила: «Ты не хочешь сидеть на первой парте?». Вопрос вызвал у меня легкую ухмылку, печальную ухмылку, и я ответил: «Если бы все было так просто, Янка». Не мог же я ей сказать: «Янка, я сижу здесь и депрессирую, как последний идиот, из-за того, что меня используют мои друзья и ни во грош меня не ставят, из-за того, что ты сидишь сзади меня с Серым, а я люблю тебя безответно, хотя все это бесполезно, ведь у тебя есть парень, а в школе ты приходишь в восторг от заигрываний с Серым и Глебом…». Этого я ей сказать не мог. Проклятая безысходность. А Янка тут же добавила масла в огонь моего безграничного отчаяния: «Арс, я, кстати, фотки принесла…» Увесистая пачка оказалась в моих руках. «Ты предлагаешь мне все это отсканировать?» — со слабым изумлением спросил. На сильные эмоции сил уже не осталось. Я устал от всего этого драматического представления, где я играю главную роль. «Да» — беспечно ответила Янка. Думаю, не сложно догадаться, что за фотографии она мне отдала на сканирование. Я, как полнейший слабак, опять не смог ей отказать, а просто молча забрал фотографии. Не смог сказать, что мне противно будет сканировать эти фотки, где она на каждой фотке с разным парнем. Не смог сказать, что у меня есть дела и поважнее, ведь на все это уйдет, как минимум три часа (фоток, ой, как немало — около 50 штук). А я действительно не буду этим заниматься на выходных, да и вообще не буду этим заниматься — так что теперь мне придется придумывать всякие левые отмазки, типа того, что у меня сломался сканер, или же мама забрала его на работу. Как же все нелепо и противно получается. Правду я ей сказать не могу, ведь она обидится, и какие-либо вообще отношения в миг с ней прекратятся. Вопрос на миллион: а нужны ли мне такие ничтожные отношения? Все эти заискивания перед ней и исполнения всех ее прихотей — нужно ли мне это…? Да, я ее люблю, сердце сжимается от боли, когда я смотрю на эти отвратительные фотографии и на дурачества Серого и Фрола. Да, я готов часами рассуждать и приходить к выводу, что нужно немедленно ее забыть. Но я захожу в школу, в класс — и все, я повержен, мои корабли тонут от пробоин, сделанных самими же матросами. Я люблю ее. И я готов повторять это до беспамятства, до засухи в горле, до остановки сердца. Честно, я не знаю, что мне делать… Я нахожусь в тупике уже около трех лет. Только раньше тупик не был таким ярко выраженным.

Классный час потерял для меня в дальнейшем всякий его маломальский смысл. Химоза вещала о следующих выходных — пикнике на природе, о поздравлении именинников. Но потом Химоза назвала имя и отчество мамы Фрола — Елена Адольфовна — ржали практически все парни — Тит, Вагантыч, Герыч, Бабий и я с Егерем. Знаю, что все это довольно тупо, но сейчас эта фраза немножко вывела меня из прострации. Дальше я просто стал сыпать тупыми шуточками, находясь рядом с Бабием и с Егерем. Только юмор меня и спасает. Особенно смешно все вышло в тот момент, когда Химоза обратилась к Янке с вопросом: «Ань, когда мы планируем провести собрание по поводу нашего пикника?» Я тихо-тихо сказал: «Никогда» и тут же зашелся нервным смехом. Бабию крайне понравился мой ответ, и он нагло продекламировал его в лицо Химозе. Надо было видеть ее в то мгновение. Она разозлилась и сказала, что никакого пикника не будет, раз Бабиеву это не надо. Не надо ему — не будет вообще. У меня особых огорчений эта новость не вызвала, к тому же я понимал, что Химоза всего лишь юродствует перед нами и перед Бабием, которому на ее выкрутасы абсолютно по фиг. Так оно и оказалось, я думаю, что даже Бабий не клюнул на удочку Химозы. Поворчала она немного, а потом снова начала обсуждение. Примерно к концу классного часа я обнаружил отсутствие мешка со своей сменкой. Видимо, я забыл его в пещере Огра, то бишь в 21-ом кабинете. По окончании шестого урока мне требовалось переделать кучу дел за весьма короткий промежуток времени: сдать наконец-то заявления Кронгаузу, разыскать мешок со сменкой (ведь не факт, что он припрятан именно у Огра), сдать Мошенцу лабораторную по физике, подежурить с Егерем, с Герычем и с Вагантычем в классе, а также забрать куртку из неприступной раздевалки. Как только звонок прозвенел, я первым делом решил проведать Мошенца. Однако там до сих пор шел урок. Тогда, оставив свой портфель и заявление на охрану Титу, я решил по быстрому смотаться к Огру за забытой сменкой. Сменка к моему непродолжительному счастью обнаружилась именно там, где я и предполагал, в 21-ом кабинете. Огр пошутил, что в мешке, наверное, взрывчатка. Мне некогда было с ним балагурить и я быстро дислоцировался на третий этаж. Тит стоял у подоконника перед 34-ым кабинетом и смотрел фотки Янки. Урок же в 34-ом по прежнему не закончился. Тит оказался со мной солидарен и назвал всех парней на фотках уродами. Я все-таки решил зайти в 34-ый кабинет и вместо Мошенца увидел там Когана. Достойная замена. Коган адресовала меня в 39-кабинет, личный кабинет Мошенца. Туда мы с Титом и направились, положив наши тетради по лабораторным работам в общую стопку. Тут в кабинет вбежала доселе незнакомая мне тетка и возмущенно завопила: «Что вы здесь делаете, сюда нельзя заходить, когда здесь никого нет!» Я с Титом спешно ретировался из кабинета в коридор. Теперь по плану следовало неотданное заявление. Я спустился на второй этаж, где Кронгауз отсутствовал. Секретарша сообщила мне, что он ушел на презентацию заново отремонтированного 43-ого кабинета. Но и на четвертом этаже этого угря не оказалось! Он просто неуловим и недостижим. Я спустился к раздевалке, но и там меня ждало обидное разочарование — на входе в нее висел огромный замок, а ключ без учителя мне никак было не заполучить у злобного охранника. От тупиковости своего положения я поднялся на четвертый этаж, в 45-ый кабинет к Егерю и к Вагантычу. Герыч к тому моменту уже смылся восвояси. Мне быстро удалось договориться с Егерем и с Вагантычем — я буду дежурить в следующую пятницу вместе со слинявшим Герычем. Все логично и справедливо вышло. Я вышел из кабинета и зашагал по пустынному коридору… И тут на горизонте замаячил силуэт самодовольного Кронгауза…. «Неужели это действительно он, или мне все-таки мерещится?» — вопрошал я сам к себе. Как хорошо, что мой батя вчера вечером позвонил Кронкельману. Мне оставалось только торжественно вручить ему заявление, написанное моим батей. Вот только чего мне стоило это «ТОЛЬКО» (прошу прощения за тавтологию)!!! На мое «Здравствуйте, Валерий Лазаревич, я вас давно уже ищу…» он ответил: «Мне некогда сейчас с тобой разговаривать, я спешу на презентацию, оставь заявление в канцелярии». Fuck! И ради этого я гонялся за ним весь день, а мог ведь просто прийти в канцелярию и оставить там заявление. Спустившись на второй этаж и оставив в кабинет Кронца заявление, я встретил у кабинета стоящего там Миху из девятого класса со своим дружбаном. Миха спросил меня: «Привет, Арс, ты уже видел Крона?» На сей странный вопрос я ответил: «А как же, только что на четвертом этаже». «Вот мы тоже его встретили… когда бежали с лестницы…» Ребятам не повезло, не только у меня сегодня день не задался. Крон велел им ждать его у кабинета, а ведь презентация будет длиться около часа. Я выразил им свое искреннее сочувствие, потому что сам спокойно мог оказаться на их месте, после чего отправился в раздевалку. На первом этаже навстречу мне шла Настька с другими девчонками… и, о, чудо, у нее в руке болтался ключ от раздевалки. Конечно же я взмолился, мол так и так, не бросай Настька Арса в беде, дай ключик, пожалуйста. Настька к моему большому удивлению мне не отказала, отдав ключи с такими словами: «Только ты больше никого не впустишь туда, сам закроешь ее и отнесешь ключ на вахту». Сейчас я уже был готов идти на любые условия. Но буквально я успел открыть раздевалку и начать переодевать обувь, как Настька вернулась. «Арс, давай быстрее, иначе охранник больше никогда не даст мне ключ!» Слово «никогда» в настькиной фразе звучало очень нелепо, так что я не удержался и улыбнулся. Но темп переодевания увеличил, так как это была не шутка. Довольно быстро переодевшись, я сказал Настьке большое человеческое спасибо, она действительно меня очень выручила в тот момент. Впрочем, так она и должна была поступить в любом случае.

Уже дома я еще раз пересмотрел все эти дурацкие фотографии. Не стоило мне этого делать. Янка удосужилась каждую фотку сзади пояснить короткими записями. Теперь я узнал, кто такой Костя — пьющий, курящий и самый уродливый из всех парней, которые присутствовали на этой пленке — без малейших на то преувеличений или же субъективных взглядов. Хотя, конечно же, мой взгляд в любом случае субъективен, даже если он и невлюбленный взгляд. Все субъективно, но речь сейчас совсем не об этом идет. А когда я осознал, что половина из этих фоток была сделана летом 2003 года, я просто впал в транс. Я, как последний идиот, сидел на своей глухой даче, страдал, скучал, тосковал, писал стихи, по ночам не спал… Написал удивительную по своей искренности и пронзительности «Поэму о первой любви», одно из самых своих удачных стихотворений — «Любить!», да и еще кучу всего… А она в это время… А я надеялся, серьезно думал, что моя искренность, открытость, в конце концов моя безмерная любовь к ней что-нибудь изменит в ней самой. Ан нет. Вам тут не привоз, как сказал бы Василий Вагантович. И совершенно правильно бы сделал. Мало ли о чем я мечтал, о чем думал, что писал, на что надеялся…? Все это не играет никакой роли. А главную роль играет смазливая рожа Кости, его наигранная крутость и что-нибудь еще. Такова действительность. Мир таков. Пусть даже я напишу тысячи поэм, гениальных поэм — она никогда не будет моей. И это самое страшное, что я наконец-то осознал. Больно — совсем не то слово, это неописуемо. Это не больно. Это другое. Ты просто не понимаешь, зачем появился на свет, раз поставлен в такую безвыходную ситуацию… Зачем…?! Никто не даст мне ответа. Боюсь, что мне самому тоже придется безмолвствовать. Безмолвствовать в своем маленьком, запредельном и необъяснимом мирке. В мирке своей, поражающей по искренности и по нелепости, любви…

Да, сложно переходить с таких пространственных и околофилософских рассуждений на бытовой рассказ. Но, тем не менее, пообедав, я ушел на тренировку. Вместе с Герычем, разумеется. Сегодня была его очередь нести бутылку Кока-Колы. Я же нес в своей сумке непосильную тяжесть — два пластмассовых стаканчика. С Герычем я обсуждал все те же самые наболевшие проблемы, только, конечно, выражался попроще и менее изысканно, как в абзаце выше. Герыч настойчиво утверждал мне, что Янка специально отдал мне эти фотки на сканирование, чтобы лишний раз поиздеваться надо мной. Логично все сходилось: на фига ей отсканированные фотки в компе, если у нее есть все-все негативы, да и зачем вообще так много…? Но сердце мое наивное не хотело в это верить, не хотело. И так оно много чего на себе перенесло. А Герыч все гнул свою линию, корил меня за то, что я сразу не мог ей отказать. Тут он как раз в чем-то прав. Признаю. Я даже порывался написать Янке SMS довольного гневного содержания, но потом все-таки не решился… Со мной такое часто происходит. Что ж, в понедельник мне придется нагло лгать ей в лицо. Отличная перспектива.

Тренировка сегодня была ненапряженной, так как завтра будут соревнования в Балашихе (да, да, именно с ними связаны все мои сегодняшние приключения с заявлением) — тренер дал нам отдохнуть.

После тренировки мы с Герычем как всегда посидели на «Металлурге», попили Колы, поговорили о жизни. На протяжении всей нашей беседы рядом бухали какие-то ПТУ-шники. Герыч сказал эпохальную фразу: «Запомни, Арс, куда не надо поступать».

Придя домой я посидел за компом, собрал вещи для завтрашних соревнований и пошел гулять с собакой.

Во время прогулки ко мне докапывался один пьяный, друг нашей семьи, имя и отчество я его забыл… Но дело совсем не в этом. Всю дорогу он просил меня купить ему пива на опохмел, но я, естественно, отказывал, мне что, больше делать нечего…? Потом он мне еще спасибо скажет. А вот когда мы уже подходили к моему дому, пьяный выдал замечательную, близкую к гениальной, фразу: «Вот какой ты вредный оказывается, я попросил тебя купить мне пива, а ты не купил. А вот если бы надо было за тебя жизнь отдать, то я бы отдал, не задумываясь… Потому что… Потому что… на хрена мне такая жизнь…?!»

Вот так вот.





Арс-Пегас

///...данный пост еще не окончен...///





Арс-Пегас

///...данный пост еще не окончен...///





Арс-Пегас

МОЯ НАДЕЖДА

Разжевав как дешевую жвачку, твердую, нелепую надежду, я выплюнул её в теплую осеннюю, грязную лужу, где отражалось глобальное, желтое, бескомпромиссное солнце, цеплявшее бьющееся сердце своими стандартными лучиками, как ржавыми рыболовными крюками… «А пусть себе надежда захлебывается в луже…!» — подумал я… Она и так уже насквозь пропахла морским прибоем, летним костром, январской вьюгой и апрельской оттепелью…Она уже и так облеплена транспарантами пошлых шуточек, похабных мыслишек и пустозвонных отказов… А надежда пускает пузыри в грязной и вонючей луже, еще дышащей последним вздохом лета… Красиво, глобально, безвозмездно рушатся карточные домики заплесневелых иллюзий, горят бенгальские огни ванильных абстракций, плюясь в усталое лицо малокалиберными искорками… «Надежда, ты еще жива…?» —

бессмысленно вопрошаю я, глядя в лужу, как в старое мутное зеркало… На бензиновой глади, всеми забытой на миг лужи, появляются круги — надежда еще не все сказала… Надежда не захлебнулась, надежда не задохнулась, надежда — живучее существо. Небо затягивается несметными тучами, капли дождя блуждают по затылку, лбу, щекам и губам… Не надо слез, не надо оплакивать надежду, эту крамольную, бескрайнюю надежду — дождь сыграет свою мокрую, склизкую роль… Всепоглощающие потоки воды развёсело бегут по асфальту, неся неизбежную смерть маленьким насекомым, стирая лужу с потного лица дороги, вымывая отовсюду бычки и крышечки пивных бутылок… Постой, где же ты, лужа, скромная обитель моей погибающей надежды…? Где же ты, надежда, последнее, что осталось у меня, мой последний патрон…? Где же ты, где…? Ты в нескончаемом потоке воды, несешься к новым далям, твои соседи — безалаберные бычки и самодовольные крышечки… Плыви, надежда, плыви… Плыви по городским мостовым, по забытым переулкам и по неподметенным дворам…И я знаю, когда на мой город, на мой двор и на мою голову вновь полетят артобстрелом крупные капли бронебойного и беспощадного дождя — я лишний раз убежусь — моя надежда жива и шлет мне привет с недостижимых небес…

Арс-Пегас

Опрос:

Проснулся сегодня я совершенно спокойно, в 6:45… Немножечко ломило в мышцах после вчерашней тренировки и очень сильно кололо внутри после вчерашних потрясений…

Единственным поводом для радости служило сегодняшнее расписание: всего пять уроков, и два самых отрицательных урока были первыми, то есть можно было сразу отмучиться. Был я рад и тому, что снова увижу незабвенных Скачко и Дерачица, которые вполне могут посоревноваться между собой по экзотичности фамилии. Мошенец тоже принять участие в этаком своеобразном конкурсе… И все-таки, я думаю, что Дерачиц единолично победит, без всяких на то сомнений.

Переступив порог школы, посетив раздевалку, пережав руки довольно большому количеству народа, я поднялся на третий этаж и направился к 34-ому кабинету — обители Мошенизма, а по совместительству и Коганизма. Нет, Коган там, наверное, главнее. Впрочем, не суть, как говорит многоуважаемый СкачкоП.А. Я прогуливался по коридору с Титом и Коноваловым, когда навстречу мне прошла Янка, о чем-то увлеченно разговаривающая с Олеськой. На мой «Привет…», который видимо явно смахивал на писк маленького забитого в уголок мышонка, Янка никак не отреагировала, ни словом, ни жестом, чем повергла меня в еще большее утреннее уныние.

Посидев в креслах у компьютерного кабинета [скромной обители бородача-волшебника В.В.], я рассказывал Титу подробности моих вчерашних разочарований. Тит внимательно меня слушал и согласился, что Янка крайне недостойно повела себя вчера, да и вообще, вся эта любовная бодяга — очень несправедливая жизненная ситуация. Что ж, это жизнь. Жизнь — игра. Хочешь в нее играть, как никак, а тебе придется принимать ее правила.

Перед тем как приступить к серьезному да и невеселому разговору, мы с Титом вдоволь поприкалывались над Очень Толстым Мальчиком. Небольшая юморная разрядка, так сказать, снятие напряжения… Он действительно очень потешный, и к тому же еще Очень Толстый…

Урок Мошенизма пролетел очень быстро, к моему крайнему удивлению... Быть может, потому что я все время пялился на Янку...? Пытался придумать какие-нибудь новые действия с моей стороны, новые слова, мысли… Ничего нового — лишь отвратительное, вязкое липкое ощущение внутри себя — и больно, и грустно, и непреодолимо печально…

Темы, кстати, по физике крайне сложные, надо переставать все так близко принимать к сердцу и вникать, вникать, вникать в физические термины, которые мне нужны с таким же успехом, с каким успехом у козы будет использоваться баян...

Алгебра прошла хорошо. Лара не напрягала, мы весь урок решали довольно просто примеры на вычисление производной... Если бы все уроки по алгебре в этом году проходили так безмятежно. Алгебра гораздо лучше физики в том плане, что ты постоянно пишешь, нет времени, чтобы отвлекаться на Янку, на ее милое лицо…

Общага, как и всегда, прошла в своем особом стиле... Скачко говорил на очень отдаленные, хотя и интересные, темы, не относящиеся к теме урока... Нет, они, конечно, поверхностно касались темы урока, но только очень поверхностно. Это неотъемлемая часть методики преподавания Скачко, что же тут поделаешь…

Наступил пара О.Б.Ж. Дерачиц отпустил бороду, мотивировав этот неоднозначный поступок подготовкой к пенсии, которая по его словам уже скоро наступит. Вновь Дерачиц стал с самого начала урока разводить демагогию, но сейчас мне было не до него... Егерь с Герычем играли в шахматы, Бабий читал Мольера (а я сел с Бабием за последнюю парту в среднем ряду), которого он только что свистнул в шкафу за спиной, Серый с Глебом опять липли к Янке, остальные девчонки болтали между собой, Коновалов активно дискуссировал с Дерачицом на какие-то высокофилософские темы, касающиеся механизма государства, кто-то просто безмолвно взирал на все это безобразие, происходящее в 42-ом кабинете. Короче говоря, каждый занимался своим делом. Наверное, я избрал самое отвратительное времяпровождение, уж лучше бы я вел диспуты с Дерачицом... Ведь все мои мысли были переполнены Янкой, хреново мне было, просто невыносимо, она опять хихикала вместе с Глебом и с Серым буквально в метре от меня, на расстоянии чуть больше моей протянутой руки. Янка беспрерывно тасовала в руках те вчерашние фотки, будто назло мне... Громко, громко смеялась над примитивными фроловскими шуточками и пошлыми жестами Серого... В итоге я попросил Дерачица: "Можно выйти?" Он, конечно же, разрешил... Ну, не мог я смотреть на это душераздирающее зрелище, просто не мог...! Направляясь к дверям, я слышал, как ехидно раздавалось со всех рядов: "Что, Арс, невтерпеж, приспичило...?" Я вышел в коридор и встал у подоконника. Янка, естественно не покидала моих мыслей, крепко там обосновавшись много лет назад... Дерачиц что-то стал вещать в безнадежно неслушающий его класс [Коновалов — поражающее исключение] про какого-то великого по его словам сибирского поэта... Фамилию я, увы, не расслышал... Коновалов моментально парировал тираду Дерачица: "У нас сейчас тоже местный поэт пошел справить нужду..." Легкая улыбка на мгновение застыла на моем лице... Коновалов, Коновалов... Постояв в коридоре от силы еще полторы минуты я с понурой головой прошествовал в класс. Коновалов встретил меня радостной репликой: "А мы без тебя, Арс, тут ПОЭЗИЮ обсуждали". В слове "поэзия" была слышна такая неповторимая интонация, что впрочем, часто присуще Коновалову. Другие менее остроумные товарищи наградили мои уши такими фразами: "С облегчением!", "Ну, как, не отвалился...?" Мда... Бабий все также увлеченно поглощал бессмертные строки Мольера, когда я вернулся за последнюю парту. Герыч с Егерем все также играли в шахматы, а Фрол стал докапываться ко мне со своими неуемными шуточками. Он, честно, в тот момент дико раздражал меня. Редко люди могут меня настолько раздражать. Ладно, видя мое бездействие и флегматичную реакцию, Фрол быстро отцепился от меня... Самое гадкое заключалось в том, что все подколы и издевки Фрола сопровождались восторженным смехом Янки... Позже ко мне подсел Василий, ибо на уроке Дерачица можно творить все, что угодно. Он, то бишь Вася, стал вести со мной воспитательную беседу, мол, забудь ты эту дуру, она тебя недостойна. Я сокрушенно кивал головой, продолжая при этом констатировать пятилетний факт: "Я люблю ее". Дальше Вагантыч уже понес полную околесицу: про сайты знакомств и прочую хренотень. Общение с ним потеряло первозданный смысл — хоть немного успокоиться, я же наоборот начинал злиться. Не нужно мне все это. Я уже сам не знаю, что мне нужно. Янка отныне превратилась в недостижимую цель, в попытку муравья покорить Эверест или же в попытку вычерпать чайной ложкой Тихий океан…

О.Б.Ж. закончилось, я извинился перед Дерачицем за свою сегодняшнюю несостоятельность, так как сегодня с ним беседовал лишь один Коновалов... "Я совершенно опухший" — заявил я Дерачицу в оправдание (звучало неубедительно, хотя отчасти это действительно была правда). Дерачиц расплылся в своей фирменной улыбке и отколол очень остроумную на его взгляд шутку: "Молчанов, что же вы вчера пили, если сегодня вы такой опухший?"

У раздевалки ко мне подошли Коновалов с Титом, чтобы поведать мне отвратительную легенду о Нефертити, а точнее тыкнуть меня мордой в книжку. Коновалов вычитал эту пакость в книге Михаила Веллера "Все о жизни" — оказывается, божественная красота и вечная юность Нефертити объясняется тем, что она каждый день после завтрака "изрыгала" (лексикон книги) всю потребленную ей пищу, а затем пила сперму 15-летних мальчиков, которых кормили по специальной программе: фруктами, овощами и различными полезными травами... Какая мерзость. Интересно, Нефертити своим умом дошла до этого интересного обряда омоложения или же ей посоветовал совершать такие процедуры местный жрец-полудурок...? Или же это вообще эпатажный вымысел Михаила Веллера...? Кто знает, кто знает...

Впрочем, проблема питания Нефертити меня не сильно волновала в тот момент и вряд ли вообще когда-нибудь будет беспокоить мой пытливый ум...

Постояв немного у входа в столовую, я поговорил с Титом [он же в свою очередь ждал Коновалова, чтобы вместе с ним потрапезничать] всё на ту же извечную для меня тему — Янка и все-все-все... Эх…

Из школы я вновь вышел в сопровождении Егеря. Егерь уже в который раз сетовал мне на свою любовную неудачу, я же молча слушал его. Я понимаю его, прекрасно понимаю. В метро, уже по давней хорошей традиции, мы с Егерем прошли по одной карточке, хотя дежурная сегодня не дремала и озирала своим зорким четырехглазым взглядом предтурникетное пространство. Но нам все равно удалось перехитрить этого метрополитеновского Цербера, и мы благополучно проскочили в нутро станции метро "Бауманская". Расположившись под одной из статуй красноармейца, минут пять мы просто разговаривали, беспечно провожая поезда грустными взглядами…

Оказавшись со мной на "Курской", Егерь угостил меня мороженым, что, безусловно, было приятно и вкусно. Он снова зашел ко мне домой совсем ненадолго, буквально на полчасика...

Пообедав, я сел за физику и алгебру. Делая алгебру, также по давней хорошей традиции я позвонил Титу со своими нелепыми вопросами, а также успел с ним обсудить множество других вещей, например, взгрустнуть об уходе англичанки Веталлы. В некоторых записях моего дневника имеются отнюдь нелестные отзывы в отношении ее персоны, но зачастую писалось это из-за моей безудержной глупости. К примеру, самая любимая фраза Тита из моего дневникового лексикона — "...урок поганого инглиша со злобной Веталлой..." Эх, теперь у нас новый англичанин — дядя Огр, ой, то есть Джангр...

Делая уроки, да и после завершения домашней работы я все время думал о Янке... Как же глупо и бескомпромиссно все выходит... Для меня...

Завтрашний день не таит в себе ничего особенного. Расписание вполне приемлемое, если закрыть глаза на урок под названием М.Х.К., который будет вести заслуженный педагог Российской Федерации Курицына Наталья Олеговна. Жду его с нетерпением.

Во мне просыпалось желание жить в первый день осени,

но завтра нас просто может не быть под этими звёздами...

О ком-то забыли, кого-то нашли, кого-то мы бросили,

но я выбираю любовь в первый день осени.

Мда... Год назад, той осенью в моем плеере, в моем магнитофоне, во мне звучала эта песня...



А сейчас, в данный момент, я слушаю альбом группы Lumen - "Без консервантов"... Каждая песня будоражит все во мне, всего меня...



Как раз тогда в свет вышел этот альбом. На дворе стояла осень 2003. Наивная осень 2003. Осень, полная надежд и мечтаний, ведь еще не был написан "Последний цикл посвящений" (глупая и бессмысленная капитуляция, заранее обреченная на крах), не был написан "Монолог безысходности", широко открывающий глаза самому себе на поразительную действительность своей любви...



Всего этого еще не было. Зато была эйфория от поступления в десятый "технический" класс (который в последствии оказался совершенно обычным раздолбайским классом), были первые удачные, с точки зрения стихотворной техники отточеные стихи, написанные за лето. Хорошо помнится и западает в душу ее сияющая улыбка и это сладкотерпкое слово, сошедшее с ее губ: "Спасибо...", когда я 31 первого августа, ровно год назад, отдал ей "Поэму о первой любви", посвященную, конечно же, тоже ей и только ей - Ане Дубовенко, Янке, Анечке, Анюте...



Сентябрь 2003 года получился совершенно раздолбайским касательно учебы, у нас был карантин, мы занимались только в одном классе - 35... Еще в школе очень не хватало учителей, так что у нас самыми частыми уроками были литература и физика... Все было так безмятежно, я слушал плеер на уроках, ни о чем не думал, писал стихи, был полон надежд... Удивительная по настрою осень в моей жизни...



Ближе к зиме все иллюзии стали лопаться подобно мыльным пузырям, которые запускают в летних парках малыши - карантин закончился, тройки по физике, алгебре, геометрии и химии отвесили мне шикарный пинок под зад, тренировки по борьбе стали тяжелыми и изматывающими, я перестал спать по ночам. Но это были еще цветочки, а сасые ягодки заключались в том, что Янка вообще не обращала на меня и на все мои порывы ни капельки внимания. Вот тут-то и посыпались мои депрессняки, а за ними "Последний цикл посвящений" и "Монолог безысходности"... Она вовсю заигрывала с Серым и с Глебом, что им, безусловно, нравилось, хотя меня они пытались убедить в том, что им глубоко наплевать на Янку... Дальше - больше. Весной началась напряженная подготовка к экзаменам, в голове копошились выученные наизусть прозаические монологи, темы по общаге и алгебраические уравнения, любовь, как ни странно, на несколько месяцов отошла на второй план...



Экзамены с грехом пополам я сдал, затем наступила практика, где Янка опять оказалась в группе с Серым и с Глебом...



Практика плавно перетекла в лето, в лагеря... Скудная переписка с Янкой по мобильнику - вот и все, чем мне приходилось довольствоваться в то время...



Сейчас я увидел ее снова. Подарил плюшевого медведя, поздравил с Днем Рождения. Но, чёрт меня побери, о чем я думал той осенью...? На что надеялся...? Мои надежды рухнули, как карточный домик, сгорели в одночасье, как дорожка из тополиного пуха... Я смотрю на Янку сейчас, а внутри делается непреодолимо пусто и больно... Как я хочу быть с ней, быть с ней рядом, не просто на правах одноклассника... Я люблю ее. Снова в моей голове начинают ползать строчки новых стихов, новых посвящений...

Зацените-ка мою работку в Foto*опе! Времени и усилий я потратил немного, но получилось прикольно!